История фирмы Брокар и К.

Парфюмерный магазин, на вывеске которого красовалось имя Брокара, впервые был открыт в начале XIX века близ Елисейских полей. Дела Атанаса Брокара, родоначальника династии, шли неплохо, однако шансов выбиться в лидеры у маленького предприятия почти не было. Решив начать новую жизнь, Брокар-старший перебрался в не избалованную хорошей парфю-мерией Америку.

Традиции французской парфюмерии, помноженные на американские технические возможности, позволили поставить дело на широкую ногу, однако прижиться в США французскому парфюмеру не удалось. Мучимый ностальгией, Атанас Брокар оставляет предприятие своим сыновьям и возвращается во Францию. Через некоторое время покидает Америку и его сын Генрих. Трудно сказать, много ли потеряла Америка, но Россия явно нечто приобрела.

В Москве Генрих Афанасьевич Брокар — так теперь звали этого господина — получил место инженера-технолога (до революции занимающий эту должность назывался лаборантом) на одной из фабрик. Француз-лаборант, знающий секреты технологии и парижскую парфюмерную моду, был значимой фигурой. Для Генриха Афанасьевича эта работа была способом познакомиться со страной, которую он собирался покорить.

Работая лаборантом, Брокар создал технологию изготовления концентрированных духов, внедрение которой сулило большие прибыли. Не имея возможности самостоятельно использовать это открытие, он продал ноу-хау французской фирме “Рур Бертран”, а на полученные 25 тыс. франков организовал собственное предприятие.

В отличие от отца, отказавшегося от процветающей фирмы ради возвращения на родину, Генрих Брокар отказался от нескольких предложений французских парфюмерных фирм и вернулся в Москву, которую он не особенно любил. “Выезжая из России заграницу, — писал он в частном письме, — переживаешь ощущение, будто снял с себя грязную сорочку и надел чистую... Вообще, сравнение условий жизни в России с условиями жизни во Франции говорит в пользу последней”. Отстирать сорочки своих новых соотечественников Брокару не удалось, однако заставить их лучше пахнуть он смог.

Если первый персональный компьютер был собран в гараже, то первое брокаровское мыло было сварено в конюшне. В России производство парфюмерии было в зачаточном состоянии. При регистрации предприятия в принятых реестрах не оказалось соответствующей позиции, поэ-тому предприятие было отнесено к фельдшерскому цеху.

В возглавляемой французом лаборатории, в которую была переоборудована конюшня, работало всего три человека, которые производили в день от 60 до 120 кусков мыла. Однако это мыло сразу всем очень понравилось. Во-первых, Брокар стал выпускать специальное мыло для детей, на каждом куске которого была вытиснена буква русского алфавита. Сейчас это называется “три в одном”: и игрушка, и азбука, и средство гигиены. Мыло для взрослых тоже удивляло своим внешним видом. Так, мыло то ли с французским, то ли с нижегородским названием “Шаром” имело форму шара. Побывав у Бокара, можно было отправиться в баню и с продолговатым предметом, похожим на огурец. “Это мыло, — говорилось в фирменной рекламе, — своим внешним видом производит полную иллюзию настоящего огурца и в то же время является хорошим туалетным мылом”. Мыло необычной формы производило на покупателей неизгладимое впечатление.

Производитель ширпотреба должен быть близок своим потенциальным покупателям. Брокар этому требованию совершенно не соответствовал. Он плохо говорил по-русски и никогда не пытался ассимилироваться. Можно себе представить, с каким удивлением этот европеец наблюдал, например, за способом ведения бухгалтерии в магазинах, торгующих его товаром. Все счета велись на стене над прилавком, куда хозяин записывал суммы прихода и расхода. Надписи стирались, перечеркивались, исправлялись. Гроссбухов в купеческих лавках почти не было, и изготовлением финансовых отчетов торговцы брокаровской парфюмерией явно не увлекались. Между тем среди московских купцов Генрих Афанасьевич Брокар (иногда его величали даже Андреем Афанасьевичем) пользовался большим уважением и симпатией. Однако симпатии для деловых отношений было бы недостаточно.

В 1862 году 24-летний Генрих Брокар женился на выросшей в России бельгийке Шарлотте Реве. Шарлотта воспитывалась в одном из лучших московских пансионов и вполне могла сойти за русскую барышню. Все ее подруги были коренными москвичками, поэтому она прекрасно знала запросы потенциальных покупательниц.

В отличие от мужа Шарлотта Андреевна прекрасно знала русский язык и умела вести переговоры. Знание российских реалий помогло ей при разработке дизайна фирменных упаковок и придумывании названий для мыла и одеколона. Шарлотту Брокар с полным основанием можно считать первой в России женщиной-менеджером.

Идея, превратившая лабораторию Брокара в одно из крупнейших предприятий России, заключалась в том, что мыть руки с мылом и благоухать одеколоном могут не только представители социальной элиты. До Брокара парфюмерия и предметы личной гигиены считались роскошью и, как правило, ввозились из-за рубежа. Русским коммерсантам просто в голову не приходило, что духи и мыло могут стать массовой продукцией.

Выпуск “Народного мыла” (именно эти слова были написаны на этикетке), кусок которого стоил одну копейку, произвел настоящую сенсацию. Если раньше крестьяне мылись щелоком, получаемым из печной золы, то теперь это самое многочисленное сословие становится потребителем брокаровской продукции.

Конечно, Брокар выпускал и элитные сорта мыла, но не они определяли место фирмы на рынке. Спрос на “Народное мыло” и дешевые сорта помады был настолько большим, что оптовикам приходилось подолгу ждать заказанных товаров.

На рынке появилось огромное количество подделок, и фирме пришлось всерьез заняться защитой своей продукции. В Департаменте торговли и Министерстве финансов была утверждена особая этикетка (прообраз современных торговых марок), которую наклеивали на всю выпускаемую Брокаром продукцию.

Вымыв российского обывателя, Брокар решил надушить его. Посетив ряд европейских производителей парфюмерии и обеспечив поставки цветочных эссенций, Генрих Афанасьевич приступил к выпуску одеколона “Цветочный”. Выпуск одеколона сопровождался эффектной рекламной акцией. На Всероссийской Промышленно-художественной выставке 1882 года был построен фонтан, из которого вместо воды бил одеколон. Газетные отчеты умалчивают о том, пытался ли кто-нибудь пить из этого фонтана, однако достоверно известно, что некоторые посетители снимали пиджаки и кидали их в фонтан, а потом долго благоухали как цветы. Рекламная акция сделала свое дело, и вскоре производством одеколона “Цветочный” занимался целый корпус фабрики Брокара. Так же как и “Народное мыло”, “Цветочный” стал первым массовым одеколоном в России.

Брокар, а точнее его супруга тщательно следила за тем, чтобы дизайн этикеток и название продукции соответствовали духу времени. Так, на события русско-турецкой войны фабрика Брокара ответила выпуском мыла и помады “Букет Плевны”.

Дело расширялось, однако Генрих Афанасьевич никогда не перепоручал своим помощникам разрабатывать рецепты и технологию изготовления новой продукции. Производство шло за лабораторными разработками хозяина. Случай достаточно редкий. Как правило, создатель технологии оказывается плохим менеджером и не способен получать доходы со своих разработок. Если, например, изобретатель кока-колы практически сразу продал рецепт этого напитка “на сторону”, то Брокар соединял в одном лице исследователя и менеджера. Постоянные европейские поездки также были способом ознакомиться с технологическими новинками. Брокар-технолог сделал немало. Именно он впервые стал использовать для окраски мыла экологически чистые вещества растительного происхождения.

Лабораторный исследователь и предприниматель Брокар всерьез пытался догнать и перегнать Европу по части производства парфюмерии. Во время одной из поездок Генрих Афанасьевич писал жене: “Что касается сортов хороших мыл и их качества, то здесь (в Германии и во Франции) все сорта мыл находятся на весьма невысоком уровне, и у нас вырабатываются гораздо лучшие сорта мыла. Вот видишь, каким гордым я стал”. Оставим это утверждение на совести амбициозного предпринимателя. Однако бесспорно, темпы развития его производства были очень высокими. Если в начале деятельности годовой оборот едва достигал 12 тыс. рублей, то к концу 80-х он достиг полумиллиона, а в 1900 году — 2,5 млн рублей.

Подобно своему коллеге из романа Зюскинда, Брокар относил парфюмерию к сфере высокого искусства. Он изучал влияние разных ароматов на эмоции людей и считал запах таким же объектом художественного творчества, как звук, цвет, объем. Такой человек не мог ограничиться производством ширпотреба. Создание конкурентоспособной “высокой парфюмерии” было для него делом чести.

Эксперименты с ароматами не вступали в противоречие с продуманной политикой фирмы. Если для распространения недорогих сортов мыла и одеколона можно было пользоваться услугами оптовых покупателей, то выпуск элитных духов предполагал наличие фирменных магазинов. К открытию одного из таких магазинов был приурочен блестящий рекламный ход. Задолго до его открытия газеты сообщили, что в продажу поступят наборы образцов продукции фирмы (духи, мыло, одеколон, пудра и т.д.) по цене один рубль за комплект из десяти предметов. Эффект этой акции превзошел все ожидания: в день открытия новый магазин осаждала многотысячная толпа. Перепуганная полиция потребовала немедленно прекратить торговлю. Лишь две тысячи счастливцев успели приобрести желанные коробки. А желающих было значительно больше.

В течение нескольких лет эти наборы, предназначенные для демонстрации образцов товара, были самой популярной продукцией фирмы. Эта акция подсказала идею комбинировать изделия, создавая из них серии, или, как теперь принято выражаться, линии.

Брокаровская парфюмерия регулярно получала призовые дипломы на международных выставках. В этом не было ничего удивительного: на фирме работали лучшие технологи, переманенные с парфюмерных предприятий Европы. Однако завоевать место на рынке элитной парфюмерии было непросто. Покупатели хороших духов, как правило, не гонятся за дешевизной, а предпочитают продукцию известных торговых домов.

Брокар изобрел изящный способ продемонстрировать покупателям, что они ничего не понимают в хороших духах. В присутствии свидетелей в брокаровские флаконы были разлиты духи одной из наиболее известных французских фирм “Любрэн”. Духи поступили в продажу, однако значительная часть флаконов была возвращена в магазин с жалобой на низкое качество. Привередливые покупатели были публично уличены в неспособности самостоятельно определить качество духов. Эта история широко использовалась и для доказательства того, что российская парфюмерия на самом деле не уступает французской.

Едва ли Генрих Брокар всерьез рассчитывал вытеснить французские духи с российского рынка. Однако закрепиться в этом секторе ему удалось. Так, его “Персидская сирень” в течение нескольких десятилетий успешно конкурировала с дорогими французскими духами.

Новый ассортимент предполагал новых покупателей. После того как фирму посетила великая княгиня Мария Александровна, которой был подарен букет благоухающих восковых цветов, Брокар получил звание поставщика Его Императорского Величества. А через несколько лет он стал и поставщиком испанского королевского двора.

В 1872 году Брокар случайно купил небольшое собрание картин фламандской школы. За фламандцами последовала антикварная мебель и бронза. Предметы для коллекции покупались не только у респектабельных мос-ковских антикваров, но и на знаменитом Сухаревском рынке, где за бесценок можно было приобрести самые неожиданные вещи. Именно на Сухаревке за несколько рублей была куплена закопченная доска, оказавшаяся картиной Дюрера. По пути домой Генрих Афанасьевич умудрился сесть на свою покупку. Реставраторам пришлось не только расчищать живопись, но и восстанавливать поврежденную доску.

Генрих Брокар не был знатоком искусства и древностей, зато никогда не жалел денег и поэтому пользовался среди торговцев большой популярностью. “Сюда, — жаловался московский антиквар В.А. Барыков, — и несут, и везут... Когда он в Москве, то многих вещей и не увидишь ни на Сухаревой, ни у антиквариев Панкратовского переулка: чуть что приобретут, сейчас же тащат к Брокару, и он все покупает. И где у него столько денег находится! Зато как Брокара нет, то и вещей на рынках больше, и цены не те: продавцы прямо говорят: Покупайте, пока Брокара нет в Москве, а приедет, вы их и не найдете, да и цену-то он даст другую — много дороже”.

Средства позволили Брокару собрать достаточно большую коллекцию, и в 1891 году в Торговых рядах (здание современного ГУМа) была открыта его картинная галерея. Открытие выставки несомненно добавляло респектабельности предприятию Брокара.

Однако в историю частного коллекционирования он вошел отнюдь не как великий коллекционер, а скорее как комический персонаж. Среди московских собирателей ходили анекдоты про страстную любовь Брокара к реставрации приобретаемых картин. Алексей Бахрушин вспоминал, что на новоприобретенной жанровой картине, изображающей кухарку с котом, коллекционер сам замазал кота, полагая, что он здесь не на месте. В другом случае Генриха Афанасьевича смутило слишком глубокое декольте на женском портрете. Реставратору пришлось переписать платье в соответствии со вкусом заказчика. Для улучшения приобретаемых картин Брокар специально нанял двух художников.

Другим увлечением коллекционера была переделка старинной бронзы. “Он покупает старой бронзы подсвечники, — вспоминал тот же Бахрушин, — и разбирает их, чтобы собрать по своему вкусу: верхушку и розетку одного подсвечника привертывает к другому, к которому она, по его мнению, лучше идет, и наоборот”.

За несколько лет до смерти Брокар решил продать свою коллекцию картин, устроив для этой цели грандиозную выставку в Париже. Однако затея провалилась, и практически все картины вернулись в Россию.

Прожив всю жизнь в России, Брокар оставался французом до кончиков ногтей. Только в Париже у него возникало ощущение настоящей жизни. “Париж, — пишет он во время одной из поездок, — как всегда очень оживлен и вообще при сравнении с Россией получается впечатление, будто мы в России все спим”. Однако о переселении на историческую родину Генрих Афанасьевич не думал, поскольку понимал, что во Франции его продукция окажется неконкурентоспособной. “Жизнь здесь чрезвычайно дорога, — пишет он в том же письме, — квартиры вздорожали вдвое и вообще здесь работать было бы гораздо труднее, чем в России”. Судя по письмам, Генрих Афанасьевич все же мечтал в какой-то момент отойти от дел и вернуться во Францию, по которой постоянно тосковал. Однако ему не довелось насладиться спокойной старостью с прогулками по парижским бульварам. Он умер в Каннах, куда выехал из России по настоянию врачей.

После смерти Брокара дело продолжили его сыновья. Фабрику и запасы сырья во время уличных боев зимы 1917 года удалось сохранить, однако новое правительство предпочло передать здания парфюмерной фабрики монетному двору, не считаясь с тем фактом, что деньги не пахнут. Производство было восстановлено в другом помещении. Это предприятие имело уже совершенно иной аромат и называлось “Новая заря”